Финал Тридцатилетней войны

Не смотри, что за дверью листопад,
И болит под шестым ребром.
Наливается золотом закат,
Как густой корабельный ром.
Это осени поздней горький хмель
Приближает январскую метель,
Что так красит твои виски,
Неприкаянный странник.

Сколько продано смеха ни за грош,
И проклятий слетело с губ?..
Сколько стоптано кожаных подошв,
И расплавлено медных труб?
Сохранила ли гордость прежний цвет
На полотнищах Пирровых побед?
Не черны ли они, как гнев?
Не белы ли они, как правда?

Вертится-крутится мельница,
Стало быть, все перемелется,
Ветер промчится над берегом,
Дверь затворится за недругом,
Сталь оперения ястреба вспыхнет в закатных лучах.

Кровь смешается с порохом в пыли,
Закричит капитан: Отбой!
И потянутся клином журавли
Над дорогой прошедших войн.
А дорога сквозь мяту и полынь
Убегает в безоблачную синь,
За которой твой старый дом -
Ты оставил его открытым...

Вертится-крутится мельница,
Стало быть, все перемелется,
Ветер промчится над берегом,
Дверь затворится за недругом,
Сталь оперения ястреба вспыхнет в закатных лучах.

Отобьют звонари девятый час,
Разольется по кружкам эль,
К толстой Берте вернется верный Ганс
И согреет ее постель,
Воротится корабль, что сел на мель,
Будут окна распахнуты в апрель,
А за окнами - белый дым
Зацветающих вишен.

Так зачем ты клянешься прежним днем
И спасаешь пробитый флаг?
Сыты до смерти сталью и свинцом,
Спят союзник, и друг, и враг.
Отгремели повозки в колеях,
Горек вкус пораженья на губах.
Горьким соком истек октябрь.
Научись у него смиренью.

Вертится-крутится мельница,
Стало быть, все перемелется,
Ветер промчится над берегом,
Дверь затворится за недругом,
Сталь оперения ястреба вспыхнет в закатных лучах.

(c) Лариса Бочарова